Авиадиспетчер.

Персонаж, за которого я больше всего переживала – Кейз Бейкерсфелд, брат директора аэропорта, по профессии диспетчер, со стажем работы 15 лет. Дело в том, что именно в эту злосчастную ночь, когда и без того была масса дел, Кейз Бейкерсфелд решил уйти из жизни. Причиной этому было чувство вины, которое лежало на его душе тяжелым бременем на протяжении многих лет. За это время Кейз ни с кем, ни разу не говорил о том, что на самом деле тогда случилось и что так сильно заставляло его мучаться.

Он окончательно решил для себя, что доработает последнюю смену, закроется в номере отеля и примет смертельную дозу снотворного. Он пришел к этому выходу, потому что посчитал, что ничто не сможет избавить его от сознания, что когда-то по его вине (оттого, что он на несколько минут позволил себе расслабиться) погибли люди, семья, где было двое детей. Все время он возвращается к мысли, что совсем скоро его не станет, он постоянно нащупывает ключ от номера в своем кармане, надеясь спокойно довести смену и сделать то, что давно намеревался. Однако, обстоятельства складываются так, что именно ему поручают посадить самолет, терпящий крушение. Посадка далеко не из легких, но он проводит ее блестяще, после чего что-то в его душе меняется… (любимое место из всей книги, я жутко переживала)

Глава 17

Взглянув на часы в радарной, Кейз Бейкерсфелд увидел, что до конца смены осталось еще полчаса. Ему было все равно.

Он отодвинул табурет от консоли, снял наушники и встал. Окинул взглядом комнату, понимая, что видит все это в последний раз.

- Эй, - окликнул его Уэйн Тевис, - в чем дело?

- Вот, - сказал ему Кейз, - возьми. Кому-нибудь пригодятся.

Он сунул наушники в руки Тевису и вышел из комнаты. Кейз понимал, что должен был так поступить много лет тому назад.

Он чувствовал какую-то странную приподнятость, почти облегчение. И, выйдя в коридор, подумал: отчего бы это?

Не потому же, что он посадил рейс два: на этот счет иллюзий у него не было. Да, конечно, Кейз квалифицированно провел посадку, но любой другой на его месте провел бы ее так же, а может быть, и лучше. И притом события сегодняшнего дня - как он и предугадывал - ничего не изменили: ни искупить прошлое, ни зачеркнуть его они не могли.

Не имело значения и то, что ему удалось преодолеть внутреннюю скованность, которая охватила его десять минут тому назад. Все было ему сейчас безразлично - он только хотел побыстрее отсюда уйти. Ничто не могло поколебать его решения.

Быть может, подумал он, тут помогла ярость, внезапно овладевшая им несколько минут тому назад, мысль, которой он прежде ни на миг не допускал, что он ненавидит авиацию, всегда ненавидел. Сейчас, с опозданием на пятнадцать лет, он пожалел, что не понял этого раньше.

Он вошел в гардеробную, где стояли деревянные скамьи и висела заклеенная объявлениями доска. Открыл свой шкафчик и снял с вешалки костюм. На полках лежало несколько его личных вещей. Пусть они лежат. Ему хотелось взять с собой только цветную фотографию Натали. Он осторожно отодрал ее от дверцы шкафчика.

Натали - в бикини; озорное смеющееся лицо эльфа в веснушках... распущенные волосы... Он посмотрел на снимок и чуть не расплакался. За паспарту фотографии была заткнута записка:

"Я счастлива, милый, что нежность и страсть

Имеют над нами по-прежнему власть".

Кейз сунул снимок и записку в карман. Остальные вещи кто-нибудь выбросит отсюда. А ему не нужно ничего, что напоминало бы об этом месте.

И вдруг он замер.

Замер, осознав, что незаметно для самого себя пришел к новому решению.

Он еще не знал, к чему это решение приведет, каким оно покажется ему завтра, и даже - сможет ли он жить, приняв его. Но если не сможет, выход у него всегда есть: бежать из жизни с помощью таблеток, лежащих в кармане.

А пока главное то, что он не пойдет в гостиницу "О'Хейген". Он поедет домой.

Только одно он теперь уже знал твердо: если он останется жить, авиации в его новой жизни не будет места. Правда, осуществить это не так-то просто, как уже обнаружили до него многие, кто раньше работал диспетчером.

"И даже если удастся вырваться, - сказал себе Кейз, - учти: прошлое то и дело будет напоминать о себе". Он будет вспоминать международный аэропорт Линкольна, Вашингтонский центр в Лисберге - и то, что произошло и здесь и там. Можно от всего убежать, но нельзя убежать от воспоминаний. А воспоминания о гибели семейства Редфернов... о маленькой Валери Редферн... никогда не покинут его.

Однако память ведь приспосабливается - правда? - ко времени, к обстоятельствам, к реальности жизни. Редферны мертвы. А в Библии сказано:

"Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Что было, то прошло.

И Кейз подумал: может быть... может быть... теперь... он сумеет жить, если будет думать прежде всего о Натали и о своих детях, а Редферны останутся грустным воспоминанием, и только.

Он не был уверен, что ему это удастся. Не был уверен, что у него хватит моральных и физических сил. Давно прошло то время, когда он вообще был в чем-то уверен. Но попытаться можно.

Он сел в лифт и спустился вниз.

На дворе, по дороге к своей машине, Кейз остановился. Движимый внезапным импульсом, сознавая, что, может быть, позже он пожалеет об этом, Кейз вынул из кармана коробочку и высыпал таблетки в снег.